Шеф
За почти 40 лет я научился принимать тот факт, что отношения себя изживают. Часто тот, кто нам казался недавно совсем близким, вдруг, в мгновение ока, становится бесконечно далеким, а совместная деятельность не приносит никакого удовольствия. Признаться, я сам из таких.
В один момент я вдруг решил, что моя цель — деньги, и перестал общаться с человеком, которого оставил, можно сказать, даже предал из-из того, чего у меня теперь нет. Нет денег и нет отношений.
Хотя я долгие годы считал этого человека своим другом, коллегой и начальником. Правда, к слову сказать, в наших отношениях не всегда можно было понять, кто из нас кому шеф. Часто мне казалось, что это я управляю деятельностью, которую мы совместно вели.
20 лет прошло с того дня, когда я впервые вошёл в Универ, куда поступил по собственному желанию, без настояния родителей. Скорее даже, с их молчаливого одобрения.
В первый же день я заметил упадок и запустение в бетонных стенах моей альма-матер. Здесь давно не было запаха свежести, только сырость и простая обшарпанная жизнь, которая все еще теплилась в светлых, но одновременно мрачных коридорах.
Все это вызывало у меня ощущение чего-то уже давно прожитого, уже неактуального.
Я сразу понял, что ошибся с выбором. Технический вуз — это совершенно не мое. Но ничего поделать уже было нельзя. В конце 90-х уход из вуза означал 2 года в армии, которые мне совсем не хотелось терять, как не хотелось и сейчас не хочется терять палец на ноге.
Первые полгода я провел в состоянии полной обескураженности. Предметы давались мне ценой невероятных усилий, а голова никак не включалась, отпечатывая в памяти лишь лица людей, с которыми мне приходилось общаться, но никак не материал сложных академических дисциплин.
Одиночество поглотило меня полностью. Тогда я впервые расстался с девушкой, с которой мы состояли в отношениях почти 4 года. Для меня это было, да и сейчас остается, одним из самых ярких переживаний. Потому что … но это другая история. Потом, может, расскажу.
Я всегда был порядочной скотиной в плане отношений. Вот и теперь я всем своим нутром чувствовал опустошенность, но продолжал усердно ходить на пары и стараться хоть как-то учится.
Все предметы, которые мне преподавали, попадали для меня в диапазон от «страшный» до «панически ужасный» по шкале чувств, ведь я знал, что будут коллоквиумы, зачеты, экзамены и сессии. Но самым страшным предметом для меня была «Инженерная графика». На первом занятии, взяв в руку карандаш, я начал строить линии, которые в моем исполнении больше походили на рисунки ребенка макаки, чем на работу будущего инженера. И в отличие от всех предметов, где задачи нужно было решать письменно, здесь весь ужас ситуации было виден сразу, воочию, на чертеже.
Ко второй половине осеннего семестра я не выдержал и пошел «ва-банк». Открыв институтский справочник, я нашел кафедру инженерной графики. В справочнике были номера кабинетов и телефоны сотрудников
— Мне ни за что не удастся сдать эту графику, — думал я. — Значит терять мне нечего. Сейчас или потом меня попрут из института. Не за это, так за что-нибудь еще. Я в любом случае буду спать в казарме. Но буду знать, что я хотя бы попытался что-то сделать, чтобы выправить положение.
Страшно было, как в дантовом аду. Кабинет 405. Так! Стучим. Входим. Там решим, что делать.
— Здравствуйте! Георгий Фёдорович? — за столом, заваленным бумагами и чертежами сидел пожилой господин в лётной куртке, с всклокоченными волосами, сильной фигурой, широкими плечами и тонким пронзительным взглядом серых глаз, которыми он на меня уставился, опустив подбородок, чтобы видеть меня через опущенные на нос очки. Своим видом он походил чем-то на Эмметта Брауна — профессора из фильма «Назад в будущее», что невольно вызвало у меня улыбку.
— Тебе чего? — сказал тихо заведующий кафедрой инженерной графики.
Я молчал и пытался осмотреться, чтобы хоть как-то придумать, с чего начать разговор.
— Так. Вот стол, — думал я, — на нем навалены книги. Может мне попросить одну? Да нет, это глупо. Тем более, я не читал в то время книг. Знаю! Предложу ему услуги уборки, ведь этот кабинет видел лучшие времена. Или еще что-нибудь предложу. В рамках закона, конечно!
А заведующий кафедрой все смотрел на меня, вопросительно ожидая, что же я все-таки скажу.Видите ли, я пришел вам сказать, что ненавижу ваш предмет. Я никогда его не сдам, какие бы усилия я не прилагал и как бы меня не учили преподаватели. Я пришел, чтобы сказать вам это, — выпалил я и собрался было уйти. Но завкафедрой смотрел на меня и казалось, никак не реагировал, чем немного меня смутил. Я ждал, что он меня выставит за такую дерзость, и к тому же расскажет все декану. Но я нашел в себе силы остаться.
И? — задал он весьма емкий наводящий вопрос и продолжал дырявить меня взглядом.
— Ну, я подумал: вдруг я могу быть вам чем-нибудь полезен? Вдруг есть для меня какое-нибудь дело, которое я могу сделать, чтобы сдать зачёт и тогда, может быть, меня не выгонят из института? — проговорил я спокойным голом. Ну как спокойным: в этом голосе была целая гамма эмоций. Ведь мне хотелось рыдать от безысходности. Одновременно во мне кипела ярость, ведь я сам себя загнал в эту ситуацию.
Завкафедрой задумался. Казалось, что не над моей проблемой. Потом он привстал и принялся шарить взглядом по бумагам на столе, полкам и стульям, на которых тоже лежали книги. Высокий, немного худощавый, с крупной костью, рассеянный и порой нелепый, он почему-то с первого взгляда производил впечатление человека вполне глубоко ученого и профессионального.
— Вот что, — сказал завкафедрой, когда как будто бы понял, что ему не удастся найти нужный документ в этом завале, — ты умеешь с компьютерами работать?
Это был шанс! Я рассказал ему, что у меня дома есть компьютер, который я почти каждый день разбираю и собираю, ищу для него разные запчасти и устанавливаю разные игры и программы, которые умею скачивать из интернета (в 1998 еще были модемы).
— Но разве у вас есть компьютер? — удивился я.
Завкафедрой усмехнулся.
— У нас есть компьютерный класс! — проговорил он гордо и снова задумался.
Я этого не знал, но почувствовал, к чему он клонит.
— Я планирую лабораторную работу для студентов, — сказал он и в голосе зазвучали деловые нотки.
Я с интересом уставился на него и затаил дыхание.
— Нам нужно будет привести компьютеры в порядок, установить на них чертежную программу и сделать на ней чертежи, которые потом нужно будет преподать студентам.
— Я понял, — тихо сказал и не на шутку испугался, ведь он меня ни о чем не просил. Мне самому нужно было принять решение, буду я этим заниматься или вернусь в безысходную студенческую жизнь. И я его принял.
Больше мы не разговаривали в тот день. Вечером он молча привёл меня в помещение, заваленное всяким хламом, которое мне предстояло расчистить и организовать компьютерный класс.
На неделе с одним из сотрудников мы собирали компьютеры и настраивали программы. Это было нелегко, ведь оборудование было не самым новым и к тому же не полностью комплектным. Несмотря на это, нам удалось собрать 4 машины и установить на них чертежную программу Автокад. Параллельно я занимался ее изучением дома. Устанавливал и перестанавливал дистрибутив, читал документацию, выписывал нужные функции в отдельный документ и соображал, как их можно применить для решения поставленных графо-геометрических задач. Сами задачки я тоже изучал, и так как карандашом чертить ничего было не нужно, я довольно быстро освоил и компьютерную графику, и геометрию. И все это в виде увлекательной игры.
На первой неделе декабря все было готово. Я сделал даже больше того, что мне поручили: написал полноценные методические указания, сделал брошюрку, ее распечатал.
Для этого мне пришлось пойти в деканат. И, открывая дверь деканской прихожей, я удивился тому, что еще пару недель назад думал, что приду сюда за документами на отчисление. А оно вот как! Пришел по делу, даже нет, не по делу. По работе! Гордый собой и воодушевленный результатами своего труда, я уже не особо страдал от непонимания по остальным предметам и после пар каждый раз бежал на кафедру инженерной графики, чтобы в спокойствии и тихом жужжании компьютерных вентиляторов посидеть и подправить какие-нибудь мелочи в созданной мной первой примитивной обучающей системе.
Я редко общался с завкафедрой в эти дни. Когда мы встретились с ним накануне даты проведения лабораторной работы, он ошарашил меня странной просьбой:
— Веня! Я назначил группу с вечернего факультета на этот вторник.
— Вторник завтра, — поправил я его и у меня снова возник страх.
— Так вот я подумал, почему бы тебе не провести эту работу? Ты вроде бы разобрался в предмете, а я тебе помогу, — в его голосе даже чувствовалось некоторое заискивание. Было ясно, что он не разобрался в программе и ему будет трудно вести урок.
Почему нет! Черт возьми! Я сам студент! Первый курс! Я сраный ублюдок, который не хочет учится! Я все провалил и нихрена не знаю! Почему нет? Учить других тому, чего не знаю сам! Что может быть лучше! — вскипало все мое нутро, но сам я хранил тихое яростное отчуждение от переполнявших меня эмоций.
Так что? — вдруг одернул меня шеф.
— Хорошо, — тихо ответил я и перевёл взгляд на монитор.
Я знал, что будет трудно. Но когда следующим вечером пришли студенты, я вдруг заметил легкость в душе и в теле. Я раздал студентам методички, задания, и они справились с задачей. Все. И без участия шефа. Сами. Просто прочитав материал и задав несложные вопросы. Потом была еще группа, потом еще. Месяц пролетел незаметно. Я ходил на пары и два раза в неделю вёл вечерами лабораторные работы. Медленно, шажками, вникая в материал, я тем не менее знал, что скоро будет сессия. Я получу свой зачёт и все закончится.
Началась сессия. Я пришел в кабинет шефа с зачеткой, и мне было одновременно и радостно, и грустно. Столько невероятных часов я пережил за этот месяц! И общение для меня стало уже не таким страшным, и я стал совсем чуть-чуть более уверен в себе. Но главное, я понял, что умею строить отношения! Шеф уже не сверлил меня взглядом, а скорее хмурился. Ведь ему нужно было делать начатое самому или искать кого-то, кто меня заменит на новом поприще. А я взял свою зачетку и улыбаясь небрежно написанному слову «зачёт», как будто невзначай сказал шефу:
— Спасибо. Я вам еще нужен?
Шеф оживился, и, ехидно улыбаясь, обхватил меня рукой за плечо и прижал к себе.